"Рая, ты лишила меня литературно-критической девственности, - так я сказал ей, когда мы шли от университета к Маяковской. - Никогда ещё и ни с кем я в таком ключе не говорил о литературе".
От самого того момента, как Рая подошла ко мне со своим вопросом, которым, действительно, лишила меня вышеуказанной девственности, в продолжение процесса, который следовал за этим, и до сего момента, из меня било и бьёт фонтаном. Нет! Даже с еще более раннего времени. За 6 с лишним часов до этого, когда я решил от нечего делать почитать на литературе. Я сидел, не отрываясь, хотя тогда меня еще не так затянуло. А вот когда пара закончилась, и наступило окно, и я сел в коридоре, а затем, уже весь выпачканный этой поэмой, переместился на улицу, где, покурив, принялся записывать первую мысль, которую удалось ухватить, прервавшись на то, чтобы проводить слепую девушку до холла главного корпуса.
"Лёша, что ты думаешь о "М-П"? Я вот тебя хотела спросить". Почему именно меня? Из-за того, что там частично описаны мои похождения? Ответ на вопрос мне так и не был дан. А мысли мои начали кипеть, набухать и множится с неимоверной быстротой, так, что фраза "я крепко начал об этом думать и уже кое-что записал. Если захочешь, я потом тебе дам ссылку, где почитать" не смогла противостоять потоку, который начал изливаться из меня несколькими минутами позже, словно штрафы за безбилетный проезд из чрева ревизора Семеныча. Действительно еще ни разу не было в моей жизни такого, чтобы я с кем-то так горячо обсуждал литературное произведение. С самим собой наедине - да. Максимум с одноклассниками перебросился парой предложений, в которых, я почти уверен, неизменно фигурировали различные формы всеобъемлющих слов "пиздато" и "хуёво".
Теперь же, беседуя с Раей, я тщательно подбирал наиболее подходящие слова, стараясь выразиться точнее, избегал навязанных школьными сочинениями клише и постоянно выразительно жестикулировал. Мы слушали друг друга с великим довольствием, что у меня лично бывает редко. Больше того, мы во многом сходились, и часто повторяли "Вот! Вот!", "Да! Да!". Хотя, оценивали мы произведение с разных точек зрения. Рая с женской и больше художественной, я же с точки зрения несколько схожего жизненного опыта. Я несся, просто летел с горы, и ноги мои едва касались земли.
Чтобы быть откровенным до конца, я должен сначала написать вот что: если бы я шел по улице и случайно услышал отрывки разговора, который случился между нами с Раей, я бы отнесся к нему презрительно. Так же было бы, если б в метро я случайно увидел у кого-нибудь любую из страниц текста сего произведения. В последнем случае, прочитав, возможно, дальше, я бы резко поменял свое отношение, может даже признал бы в читаемом те самые "М-П", и оценил бы их уже с позиции более-менее объективной, в формировании которой не играли бы роли, например, матерные слова, которые, в конечном счете, не имели бы никакого аргументативного веса, из-за которых, однако, по началу я и мог бы по-другому отнестись к тексту. А вот в первом случае всё несколько сложней. Всегда не любил разговоры на литературные темы. Вернее, нет. Не любил слишком научно обоснованные разговоры на тему того или иного произведения. Всегда не нравился тон, которым ведется повествование \ диалог или тому подобное, который рискует найти в тексте такие мысли, которых автор туда вкладывать и не думал. Строгой определенной схемой, по которой строится рассуждение, разные умные (или на первый взгляд таковые) деятели анализа слова, сами того не желая, вынуждены прибавлять какие-то элементы, не принадлежащие тексту. Ну, это грубо, конечно. Если разобраться, грамотные в этой области люди в большинстве случаев примерно по достоинству оценивают объект исследования.
Так вот, чтобы избежать всякого рода непониманий, я хочу сказать, что это выражение моего личного мнения, без каких либо претензий на объективный анализ. Я так воспринял этот текст. Это мое личное мнение, не претендующее на правильность. Просто вот так я отношусь к этой поэме.
Мир Ерофеева, в который погружаешься при чтении "М-П", - это не мир, например, Толстого; он довольно резко отличается тем, что в меньшей степени явно связан с окружающим реальным миром. Толстой переносит читателя внутрь ситуации, в само место действия. У читающего "М-П" вокруг образуется не ситуация и рисуется не место действия, он погружается в мысль, которая, затем, выходит за пределы слов, покидает бумагу, и можно краем глаза увидеть, как она заполняет все предоставленное пространство. Совсем не так отчетливо представляются подъезд и вагон электрички, зато Веничкины мысли можно понять совершенно без труда, легко и очень просто, настолько они пригодны для восприятия. Язык тут тоже не помеха, написано грамотно и просто.
Сфера, наполненная мыслями Венички, или уж не знаю, Ерофеева, если это одно лицо, его мир, хранящийся в бумаге между различной плотности корочками обложки, - богатый и разнообразный. Самодостаточное, вполне законченное автономное творение. Все суждения героя безоговорочно верны в этом отнюдь не пространном (как может с малой долей вероятности показаться) мире, последовательности четко выстраиваются по законам привычной логики. Это мир, который не принимает никакой другой из бесчисленного множества прочих существующих; не признает их не потому что не хочет, - он не может, он просто не в состоянии, он лишен такой функции - видеть, ощущать другие миры. Нет ни одной предпосылки, ни одного намека для причины, чтобы внутри этого состоявшегося мира появилось хотя бы ничтожнейшее упоминание о каком-то другом.
Веничка точно такой же самодостаточный и автономный. В своем мире он свободен абсолютно, свободен ото всего: от всякого рода ценностей, свободен от искажения собственных мыслей принятием во внимание мнения читателей и в некотором роде мнения героев. Тут я хочу выделить две "свободы": свободу веничкиных суждений на бытовые темы, то есть, суждений о том, что непосредственно связано с реальной жизнью, с тем, что его окружает; и свободу суждений на глобальный, абстрактные и философские темы. Вторую свободу я нахожу менее интересной. Веничка незаурядно эрудирован, превосходно разбирается во многих вещах, в том числе в культуре, но это неоспоримое достоинство Ерофеева пусть оценивает кто-нибудь другой. А меня куда больше занимает первая свобода. О ней я и скажу пару слов.
Эта свобода суждения на бытовые темы, мне кажется, обусловлена тем, что Веничка по какой-то причине не обременен мыслью о том, что нужно учитывать всё множество свойств и функций объекта суждений, всю его широту и глубину. Вместо этого он просто выбирает себе нужный кусочек этого самого объекта, насколько хватает угла зрения, и рассуждает о нем. Например, говорит, мол, границы нужны для того, чтобы не путать нации. Где русский язык, а где нерусские. Но при этом, если уж он взялся за что-то, то не упускает в этом ни единой мелочи, и с присущей ему точностью характеризует этот объект. А точность, мне кажется, обусловлена его высокой чувствительностью. Он не просто исследует предмет, он его чувствует. Когда, например, он говорит о своём народе, там хорошо это видно.
Нет, текст не просто вызвал у меня эмоции, было бы несправедливо использовать это словосочетание для описания тех чувств и мыслей, которые возникли у меня при прочтении. Чтобы облегчить задачу и себе, и читающему, скажу скромно (в сравнении с тем, как следовало бы на самом деле сказать): буду изъясняться по принципу "понравилось\не понравилось". Так, несомненно, будет куда проще.
Первая мысль, которая возникла у меня, когда я только-только сел за книгу, - несомненно, одно из главных достоинств всей поэмы в том, что Ерофеев смог так четко и связно запечатлеть все, что пережил в состоянии измененного сознания. Я прекрасно знаю, насколько это тяжело в любом плане, какой ни возьми. Приходится сталкиваться с множеством трудностей: во-первых, в таком состоянии всегда возникает множество мыслей, количество которых до определенного момента растёт в геометрической прогрессии, и очень трудно, нет, даже почти невозможно оценить, стоят ли они записи вообще. Допустим, стоят, худо-бедно разобрались. Дальше возникает еще большая трудность: записать или как-то их закрепить. Скажем, мыслей набралось на абзац в три недлинных предложения. Только обращаешься к началу, даже не обрабатывая, просто, допустим, кидаешь на бумагу, как всё - от следующего куска не остается ровным счетом ничего. Ну, может, еще и на второе предложение хватит. Да даже если их просто вслух произносить. То же самое получится, еще и несвязно. Но если поддано крепко, то дальше вряд ли получится продвинуться. И даже если пренебречь невыполнимостью и этой задачи, то встает чисто технический вопрос, а вот уж против физики не попрешь никак: если что-то и ложится на бумагу, то это различимо едва ли. Получается примерно то же самое, если, поддавши слегка, писать чужой левой рукой, держа её за локоть. Сомневаюсь, что Ерофеев кому-то надиктовывал текст. Думаю, в силу пребывания в таком состоянии регулярно, приобрел некий навык в плане механического запечатления. И уж совсем не могу себе представить, как ему удавались этапы, предшествующие этому. Отсюда, кажется, следует вывод, что раз несмотря на всё это он всё-таки писал, значит, его действительно распирало так сильно, раз так свободно выливалось на бумагу. Это несомненное достоинство, в этом плане я, понимая все трудности, с которыми сталкивается автор, даю высшую оценку) Хотя назвать это талантом всё-таки не решаюсь, чуть ниже скажу, почему.
Текст живой и яркий. Творческая сторона сильная и крепкая, как греческий титан. Который никогда не употреблял спиртного с теми целями, в которых это делает Веничка, и в тех количествах. Начиная от языка повествования, доступного и простого, и заканчивая элементами содержания, вроде приготовления коктейлей. Нельзя не заметить множество явных преувеличений, например, помешивание коктейля именно жимолостью, ничем другим, которые, впрочем, некоторые люди вполне могут понять, и вообще не увидеть здесь никаких преувеличений. Несомненно, встречаются блестящие выражения и обороты, но на них я останавливаться не буду, они и так говорят сами за себя. Про художественные приемы тоже не буду говорить, не думаю, что я уделил им особое внимание. Вообще в тексте много абсурдных моментов. Но об этом мне нечего сказать.
Есть сказать вот о чем. Веничка - конченый хрон. Интеллигент в самом полном негативном смысле этого слова. Не знаю, был ли Ерофеев таким же алкоголиком, но мысли его касательно образа жизни в целом мне в большей степени не нравятся. Я имею в виду то, что его герой просто опускает руки. Он осознает, что всё плохо, больше того, думаю, он даже осознает почему, и не находит ничего лучше, чем от этого пить. Если брать шире - предаваться отчаянью, совершенно никак ему не противодействуя. Беспросветная депрессия длинною в добрую половину жизни. Реальный мир вокруг себя он воспринимает все в меньшей степени, переходя в какой-то иллюзорный (может, это временное, переходящее в безвременное, помутнение сознания, белка). Я не имею ввиду его глюки, я говорю о том, что, например, оценивая состояние разных людей в течение дня, утром, днем и вечером, как бы хорошо или плохо не было человеку, для Веничики он либо гадок, либо мерзавец, либо конченый подонок и мудозвон. Реальность, которую он находит вокруг себя, с каждой страницей все более меркнет и обесцвечивается, в то время как то, что рождается в его голове, все эти ангелы, глас господень, его воображаемые собутыльники - всё это наоборот, продолжает оцениваться более-менее бодро, цветёт и пахнет. Так, в этом направлении мои мысли начинают исчерпываться.
Да, вот еще что. Мне странно и непонятно, почему Веничка, понимая, что от алкоголя намного больше вреда, чем прока, продолжает им себя пичкать, явно сверх любой самой завышенной "нормы". Я понимаю, что он хрон, что у него запои, но он пьёт явно далеко за пределами этих рамок. Но ему совершенно явно плохо, и он не может не этого замечать, и видно, что он замечает. Он блюет, его постоянно крутит, содержимое кишков и желудка свободно путешествует куда и когда заблагорассудится. Из личного опыта я знаю, каково это. Я, конечно, не такой алкосупермэн, как Веничка, но кое-что я всё-таки тоже проделывал. Так вот, я полностью в курсе, что испытываешь после литра с вечера, переходящего в ночь, с разных сторон подкрепленного прочими разномастными в градусном плане напитками. И что испытываешь после такой ночи, когда наутро завтрак не ешь, а пьешь, причем, по крепости он не уступает ужину. И что бывает, когда эту картину маслом дополняешь днём, до наступления которого, продолжаешь игнорировать градус и количество. И когда такое продолжается не один и не два дня. Веничка же придумывает всяческие финты, проделывает разные фокусы, типа принятия шестой за десятую, ест бутерброд после определенной, и как последний осёл полностью уверен, что если улеглось, то уже не поднимется. Мне вообще интересно, уже вне произведения, но отчасти из-за него: как можно СТОЛЬКО пить? Я не претендую на роль благочестивого трезвенника и никогда им не был, и сам не раз слышал, что явно перебарщиваю с употреблением спиртного (спросите любого моего хорошего знакомого), никогда не зарекался, что "больше никогда не буду пить" из-за того, что скверно себя чувствовал; было время, когда я не упускал ни единой возможности хорошенько набраться, пил явно лишние, никогда не отказывался, услышав что-нибудь наподобие "ну, что? по чуть-чуть?", даже когда знал, что по чуть-чуть не будет, а будет по многу, пил с утра, пил с вечера, пил днём, пил утром, днём и вечером, два дня, три дня, семь дней подряд, НО в конце - концов наступал предел. Ближе к концу я начинал всё яснее осознавать, что то, что я делаю - неправильно, что я поступаю неверно, притом, что аморальными поступками я никогда не отличался, потому что вообще не совершал ничего такого, что могло бы быть причисленно к их списку; еще ближе к концу мне становилось все более и более проитвно от себя самого, я нравился себе все меньше и меньше. Что там физическое отвращение, меня воротило от отголосков, крошечных упоминаний о мысли о спиртном.
Стоит тут сделать заметку, что мне не приятен Веничка-хрон. Ну, мне кажется, что это совершенно нормально, если человеку неприятно лицезреть пьяную скотину, но я здесь обязан сделать оговорку на следующее. То, что мне почти в той же мере неприятны подобные люди показывает, что мой спонтанный алкоэксперимент (который нарочно никогда не устраивался, больше того, никогда как эксперимент и не расценивался, и является таковым только с точки зрения мыслей, касающихся "М-П". Пил я всегда по другим поводам, не ради "науки" или "искусства") не с треском, но всё же рухнул. Я не смог дойти до такой крайности, которая необходима для того, чтобы понимать "потемки чужой души". Только, кажется, это замечательно, ибо думается мне, что от той точки не оторваться. По-крайней мере, без потерь. И потому я вполне доволен тем опытом, который приобрел. Но я всё также не понимаю, как можно так пить. Так что с одной стороны, всё это пошло коту под хвост. А с другой - нет. Какой-никакой опыт. И, исходя именно из этого опыта, я и не решаюсь назвать изложение талантливым.
Вот, кажется, и всё. Периодически прерываемый поток мыслей, хлеставший как морская вода в пробитый трюм баркаса, начал иссякать. Сравнение с жидкостью здесь как нельзя лучше подходит, так же хорошо подошел бы и песок, но с ним я не так часто имел дело. Большую часть из того, что я хотел собрать и раскатать по белому электронному полю, удалось изловить, какие-то обрызги прорвались мимо. Основное я сказал. Систематики никакой в моих рассуждениях снова не получилось, зато я получил удовольствие от изложения ТАКИХ мыслей. Это вообще со мной впервые. Спасибо Ерофееву. Спасибо Рае)
Отправить комментарий