...
Скоро, вероятно, моя утренняя молитва из одного слова сменится на печатное и более корректное "О, да"; сщуренные глаза и хмурое лицо, дышащее через иссохшуюся изогнутую щель губ, сменится на нейтрально приветливое неотталкивающее. Я надеюсь. И я, по-крайней мере, собираюсь приложить для этого усилия.
Только что Битмана избили четыре урода, он позвонил, рассказал, сказал, что вроде бы всё хорошо (?), губа разбита, бровь, и зуб сколот немного. "Шёл возле АТС, какой-то мудак в меня окурок бросил, потом ударил, тут же подбежали еще трое, я лёг, закрылся, какие-то мужики разняли."
Мы с ним 20 минут назад попрощались, причем, я до самого последнего момента думал, что ему идти нужно не по той стороне улицы, я ему сказал идти по другой, нужно было настаивать.
Даже в 10 градусов дождя и ветра, в без четверти два ночи находится подобающее к таким действиям дерьмо. Унижение всех мыслимых достоинств. Неописуемо гадко на душе. Расшибить бы таким башку. Да, чай, сами порасшибаются.
Внутрь збирается запах пахучий,
Тут свежие раны еще открылись до кучи,
Как в поле трава, сам себе на уме.
Размытые черты лица в темноте.
Копны фиолетовой искры от солнца как,
А я был (и щас, разумеется, есть) дурак.
Руками подать до <...>, до воли,
Но сердце (не ум) шипит мне: "А то ли?"
По языку и глотке ползают разные оконченные и четкие мысли, но я их не вижу, не могу прочитать или хотя бы рассмотреть или запомнить, как и ноты, по какой-то иронической случайности лихо встающие в мелодию под пальцами моих обеих рук. Вот уж подразнил себя так подразнил. В который раз мимо идёт огромный косяк разномастной рыбы, а я только тяну галлонами воду, в утешение и издёвку получая крохи планктона.