Вчера - сегодня я случайно написал рассказ. Я уже забыл всякие комментарии, которые хотел сделать к нему и некоторым конкретным в нём местам, но, раз уж мне всё равно нечем заняться и уснуть не получается, попробую опубликовать его. Хотя понимаю, что нужен настрой для этого, ну, да ладно.
Всё началось с того, что я провожал Серёгу на поезд до Минска, незапланированно напился и, возвращаясь домой, написал небольшой рассказ. Я просто шёл и записывал происходящее в заметки телефона, в прошедшем времени, стараясь не упустить ни одного даже самого мелкого события. Основная черта в том, что обычно памяти у меня не хватает надолго, а в этот раз я шёл, записывал и вспоминал. Поэтому я хочу, чтобы записанное читалось как обыкновенный текст, а не как "автор хотел сказать", потому что по тому виду, в котором я изначально всё записал, кажется, что я какие-то идеи хотел выразить. В принципе, изначально цель была такая, но рассудить я хотел исключительно на тему Серёгиного предложения? а потом уж как получилось, и та девушка, что описана - на её месте мог быть кто угодно, не только парень или взрослый человек, но собака и вообще любое существо. Просто вот так вот она подвернулась.
Что ещё я хотел сказать... Всего будет четыре варианта текста - два сырых, как были написаны с самого начала, только слова исправлю и знаки препинания в порядок приведу. Один вариант - в хронологической последовательности, другой - по задумке. Разница между ними в том, что читая первый может сложиться впечатление, будто я увлёкся случайной прохожей. Это не та трактовка, которую я бы хотел чтобы увидел читающий. И на этот случай я выкладываю "склеенную" версию, она доминирующая, это то, что я и задумывал изначально. А первое - для интереса.
Другие два варианта - полностью исправленные и дополненные, с комментариями. Вот, собственно, и всё. Единственное, кому интересно это будет читать? Ладно, кто будет это ВСЁ читать?
Чем это стало изначальноНе знаю к чему, но Серега попросил меня себя проводить на поезд. Не настойчиво и сентиментально, но один раз все ж звучало, что это нужно. Я не знал, как я проверну это руди учебы и вообще смогу ли, но в конце концов, делать приятное людям - огромная приятность. Поэтому когда он позвонил, я был настроен как неизвестно кто, и Серега даже спросил, вернее, уточнил, провожаю ли я его. Я еще раз подтвердил согласие, и мы итоге встретились на белорусском. Я не всегда понимаю планы Сереги и еще реже понимаю, что он датым говорит, но он был и датым, и машины ездили, поэтому я просто следовал за ним. У Сереги есть славное умение ссать на улице где угодно. Он им воспользовался, петляя прочь от вокзала, потом мы вернулись, по дороге купив стаканчики для портвейна, который он мне при встрече предложил пить, и на который я, недолго поразмыслив, согласился. Мы стояли на перроне, я смотрел на разномастных фанатов, Серега курил. Потом он достал бутылку портвейна, на вид не дороже тридцатки (так оно и оказалось, тридцать два), продемонстрировав набор кухонных ножей, и разлил по стаканчикам. Я решил тут же понюхать, ожидая обычного тяжелого запаха некачественного вина, но к великому своему удивлению услышал запах простого виноградного сока. За все хорошее произнес Серега, и мы, немного постояв, выпили до дна. Затем еще раз, чуть поменьше. А потом Серега пошел занести вещи. Еще он спросил у меня пятикат взаймы, я дал, и он интересовался, буду ли я дома на момент его прибытия. Я ответил, что в лучшем случае нет, хотя если и да, от меня не убудет. По его реакции я до конца убедился, что он уже довольно пьян. Он разлил по последней, причем сильно неровно вышло, и он отдал мне больший, и предложил пройтись по перрону. Было уже холодно и время от времени стакан с нетронутым количеством выпивки начинал вертеться у меня в руке. Так мы шли, Серега приглядывался к отправляющимся, я разглядывал перрон. Мы опрокинули. Минут за 10 до отправления Серега сказал, чтоб я шел и не ждал отправления, и закурил. А я подумал, а потом и сказал, мол, я пришел проводить тебя, глупо уйти теперь до отъезда поезда. Серега улыбнулся, затянулся и еще раз повторил, чтоб я уходил и не мерз. Он докурил, мы попрощались, и я проследил за ним в окна до его купе. До отправления оставалось минут пять или около того, а Серега все стоял в проходе и, видимо, выяснял контингет или вроде того, параллельно снимая куртку. Мне казалось, он меня не замечал. Но я подумал, что нужно все таки заявить ему о том, что я дождался. Поэтому увидев уходящих с перрона людей и почувствовав снова себя в нелепой ситуации, я остался. А потом поезд громко фыркнул, к этому времени Серега уже занял место на нижней полке. Я постучал в окошко, двигаясь параллельно поезду, и сжал кулак. Серега выглянул и помахал. И только тогда я двинул домой. Вначале по перрону, затем направо в арку и к метро. Идя, я думал о чем то отвлеченном, потом думал, купить ли шаурму, но так и не купил. Совсем скоро настал угол поворота к метро, и тут я Услышал бойкий, сухой, но неотталкивающий женский голос за спиной.Подал бабушке. И впервые назвал на ты. Увидел порцию немцев. Или других европейцев, учитывая, что это белорусский вокзал. Хотя Россия все еще не Европа. Большая буква неслучайно. И азер на меня оглядывается с осторожностью. Я вошел в вагон с расчетом наиболее быстрого доступа к переходу на Фили. За мной, а потом и перед, с момента моего входа в метро, шла девушка, низкая с боевым, сиплым и чрезвычайно экспрессивным голосом. Она комуто говорила, что не попала на соревнования, вернее, не поехала по своей воле и что отец ее заберет и многое, прочее, чего я не мог разобрать изза шума вне вагона. Я несколько раз украдкой взглянул на нее. ЦСКАшный шарф, унты, пальто. Она покинула место как раз на киевской. Удивительно, подумал я. Мы вышли и двинулись в зал. Я следовал за ней. Вдруг она остановилась и повернулась в сторону арбатскопокровской. Я подумал, что совпадений не бывает, пошел к тебе на ветку и по дороге увидел человека, торгующего букетами. Сначала я подумал, что он работает в цветочном ларьке, возможно даже в нашем и пиздит букеты оттуда, чтобы потом продать. А затем я подумал, что если бы знал наверняка, что та девушка следует тем же путем, то купил бы ей один из тех букетов, несмотря даже на то, что они были банальными розами. Я бы подал ей их и сказал, неважно, любишь ты розы или нет, я просто хотел как то показать тебе, что ты необыкновенна. Необыкновенна хотя бы даже потому, что я пишу о тебе. Я оглянулся, но ее не было, и тогда я подумал, что литературный эксперимент закончен, и у меня есть время дописать. Встав на эскалатор, я подумал, что у меня слишком короткая память, хотя это не так, и принялся записывать происходившее, когда снова услышал ее голос. Я обернулся - она сидела на эскалаторе и в своем же тоне говорила по телефону. Я удивился и даже ненадолго перестал записывать. Но не изза этого, а потому что она уже встала и поднималась вверх, прошла мимо меня, излучая все то же через разговор по телефону, и скрылась из виду. Я боялся ее потерять и поспешил вверх. Я с эскалатора сошел пристально смотря влево, на выход на киевскую, но из всех голов без шапок ни одна была не похожа не нее. Тогда я неуклюже свернул вправо и увидел ее стоящую на лестнице, ведущую к кафе и станции. Она стояла и говорила, а я пытался не подать вида, что думаю об удивительной случайности, что хочу, чтобы как-то она поспешила на пребывающий поезд до кунцевской, что даже я просто смотрю на нее. И я со стандартным темпом ломился к прибывшему поезду. И подбегая к наиболее дальнему входу в вагон, уже сопровождаемый голосом, исполнявшим двери закрываются, вошел в максимально дальний вагон, осознавая, что даже при возникновении чуда, она не успела и в последнюю дверь. И тогда я решил ехать до кутузовской, так как так практичнее, и кроме того, мне ничего не нужно было покупать. Выйдя, я был несколько дезориентирован, но быстро свернул в нужную сторону. Я спускался в переход наровне с женщиной, которая нервничала да момента, пока я не обогнал ее и она не рассмотрела Меня как следует. И тут я подумал, что в переходе можно прикупить пирожков, свернул к киоску, но время позднее, пирожки вне доступа. Тогда я подумал, что не мешало бы чего пряного, но с учетом зуба, так что всякие твердости отметались сразу. Тогда, за наличием денег я решил купить принглс, маленькие с паприкой, и жуя их писать. У меня все получилось, и свернув, не доходя пару шагов до кутузовского, я направился к дому. Мимолетно я подумал около 4-5 замечательных мыслей, которые не успел записать так как писал это, увидел спящего постового, и все держал путь к дому. Я знал, что если я зайду в квартиру, то так резво писать у меня уже точно не получится, поэтому я решил кушать чипсы, поднимаясь, и спускаясь по лестнице подъезда. И это сработало. Однако чипсы к концу подошли уже к 3му этажу, а как тока я добрался на 5, я услышал вход в подъездную дверь. Всякое вмешательство тогда причинило бы вред моему писанию, так что я развернулся и двинул вниз, претворяясь, будто я пишу смс. И вот я здесь сейчас стою пьяный на полторатом этаже с пустой банкой в руке, потому что не привык мусор оставлять, и все это пишу. Я рад, что мне удалось записать происходившее хоть так, хотя это треть того, что я хотел бы из сегодняшнего рассказать. Хотя это и литературный максимум, так как все на одном дыхании. Вот я сейчас спущусь, ключом открою дверь и этот мой писатель будет убит. Или как минимум уснет, снова на неопределенный срок. И тут еще, спускаясь по ступеням на его казнь, я вспомнил, что весь вечер в голове играла 'Летели облака' Алины Орловой. Темнота спасла писателя, но ему больше не о чем писать. Он мог бы описать происходящее, но в этом нет нужды, потому что если я завтра, как бы это реалистично не звучало, не сдам фонетику, наступит невиданная доселе неизвестность, и уже оттуда будем исходить. | Чем это было в итогеПодал бабушке. И впервые назвал на ты. Увидел порцию немцев. Или других европейцев, учитывая, что это белорусский вокзал. Хотя Россия все еще не Европа. Большая буква неслучайно. И азер на меня оглядывается с осторожностью. Я вошел в вагон с расчетом наиболее быстрого доступа к переходу на фили. За мной, а потом и перед, с момента моего входа в метро, шла девушка, низкая с боевым, сиплым и чрезвычайно экспрессивным голосом. Она комуто говорила, что не попала на соревнования, вернее, не поехала по своей воле и что отец ее заберет и многое, прочее, чего я не мог разобрать изза шума вне вагона. Я несколько раз украдкой взглянул на нее. ЦСКАшный шарф, унты, пальто. Она покинула место как раз на киевской. Удивительно, подумал я. Мы вышли и двинулись в зал. Я следовал за ней. Вдруг она остановилась и повернулась в сторону арбатскопокровской. Я подумал, что совпадений не бывает, пошел к тебе на ветку и по дороге увидел человека, торгующего букетами. Сначала я подумал, что он работает в цветочном ларьке, возможно даже в нашем и пиздит букеты оттуда, чтобы потом продать. А затем я подумал, что если бы знал наверняка, что та девушка следует тем же путем, то купил бы ей один из тех букетов, несмотря даже на то, что они были банальными розами. Я бы подал ей их и сказал, неважно, любишь ты розы или нет, я просто хотел как то показать тебе, что ты необыкновенна. Необыкновенна хотя бы даже потому, что я пишу о тебе. Я оглянулся, но ее не было, и тогда я подумал, что литературный эксперимент закончен, и у меня есть время дописать. Встав на эскалатор, я подумал, что у меня слишком короткая память, хотя это не так, и принялся записывать происходившее, когда снова услышал ее голос. Я обернулся - она сидела на эскалаторе и в своем же тоне говорила по телефону. Я удивился и даже ненадолго перестал записывать. Но не изза этого, а потому что она уже встала и поднималась вверх, прошла мимо меня, излучая все то же через разговор по телефону, и скрылась из виду. Я боялся ее потерять и поспешил вверх. Я с эскалатора сошел пристально смотря влево, на выход на киевскую, но из всех голов без шапок ни одна была не похожа не нее. Тогда я неуклюже свернул вправо и увидел ее стоящую на лестнице, ведущую к кафе и станции. Она стояла и говорила, а я пытался не подать вида, что думаю об удивительной случайности, что хочу, чтобы как-то она поспешила на пребывающий поезд до кунцевской, что даже я просто смотрю на нее. И я со стандартным темпом ломился к прибывшему поезду. И подбегая к наиболее дальнему входу в вагон, уже сопровождаемый голосом, исполнявшим двери закрываются, вошел в максимально дальний вагон, осознавая, что даже при возникновении чуда, она не успела и в последнюю дверь. И тогда я решил ехать до кутузовской, так как так практичнее, и кроме того, мне ничего не нужно было покупать. Выйдя, я был несколько дезориентирован, но быстро свернул в нужную сторону. Я спускался в переход наровне с женщиной, которая нервничала да момента, пока я не обогнал ее и она не рассмотрела меня как следует. И тут я подумал, что в переходе можно прикупить пирожков, свернул к киоску, но время позднее, пирожки вне доступа. Тогда я подумал, что не мешало бы чего пряного, но с учетом зуба, так что всякие твердости отметались сразу. Тогда, за наличием денег я решил купить принглс, маленькие с паприкой, и жуя их писать. У меня все получилось, и свернув, не доходя пару шагов до кутузовского, я направился к дому. Мимолетно я подумал около 4-5 замечательных мыслей, которые не успел записать так как писал это, увидел спящего постового, и все держал путь к дому. Я знал, что если я зайду в квартиру, то так резво писать у меня уже точно не получится, поэтому я решил кушать чипсы, поднимаясь, и спускаясь по лестнице подъезда. И это сработало. Однако чипсы к концу подошли уже к 3му этажу, а как тока я добрался на 5, я услышал вход в подъездную дверь. Всякое вмешательство тогда причинило бы вред моему писанию, так что я развернулся и двинул вниз, претворяясь, будто я пишу смс. И вот я здесь сейчас стою пьяный на полторатом этаже с пустой банкой в руке, потому что не привык мусор оставлять, и все это пишу. Я рад, что мне удалось записать происходившее хоть так, хотя это треть того, что я хотел бы из сегодняшнего рассказать. Хотя это и литературный максимум, так как все на одном дыхании. Вот я сейчас спущусь, ключом открою дверь и этот мой писатель будет убит. Или как минимум уснет, снова на неопределенный срок. И тут еще, спускаясь по ступеням на его казнь, я вспомнил, что весь вечер в голове играла 'Летели облака' Алины Орловой. Темнота спасла писателя, но ему больше не о чем писать. Он мог бы описать происходящее, но в этом нет нужды, потому что если я завтра, как бы это реалистично не звучало, не сдам фонетику, наступит невиданная доселе неизвестность, и уже оттуда будем исходить. Не знаю к чему, но Серега попросил меня себя проводить на поезд. Не настойчиво и сентиментально, но один раз все ж звучало, что это нужно. Я не знал, как я проверну это руди учебы и вообще смогу ли, но в конце концов, делать приятное людям - огромная приятность. Поэтому когда он позвонил, я был настроен как неизвестно кто, и Серега даже спросил, вернее, уточнил, провожаю ли я его. Я еще раз подтвердил согласие, и мы итоге встретились на белорусском. Я не всегда понимаю планы Сереги и еще реже понимаю, что он датым говорит, но он был и датым, и машины ездили, поэтому я просто следовал за ним. У Сереги есть славное умение ссать на улице где угодно. Он им воспользовался, петляя прочь от вокзала, потом мы вернулись, по дороге купив стаканчики для портвейна, который он мне при встрече предложил пить, и на который я, недолго поразмыслив, согласился. Мы стояли на перроне, я смотрел на разномастных фанатов, Серега курил. Потом он достал бутылку портвейна, на вид не дороже тридцатки (так оно и оказалось, тридцать два), продемонстрировав набор кухонных ножей, и разлил по стаканчикам. Я решил тут же понюхать, ожидая обычного тяжелого запаха некачественного вина, но к великому своему удивлению услышал запах простого виноградного сока. За все хорошее произнес Серега, и мы, немного постояв, выпили до дна. Затем еще раз, чуть поменьше. А потом Серега пошел занести вещи. Еще он спросил у меня пятикат взаймы, я дал, и он интересовался, буду ли я дома на момент его прибытия. Я ответил, что в лучшем случае нет, хотя если и да, от меня не убудет. По его реакции я до конца убедился, что он уже довольно пьян. Он разлил по последней, причем сильно неровно вышло, и он отдал мне больший, и предложил пройтись по перрону. Было уже холодно и время от времени стакан с нетронутым количеством выпивки начинал вертеться у меня в руке. Так мы шли, Серега приглядывался к отправляющимся, я разглядывал перрон. Мы опрокинули. Минут за 10 до отправления Серега сказал, чтоб я шел и не ждал отправления, и закурил. А я подумал, а потом и сказал, мол, я пришел проводить тебя, глупо уйти теперь до отъезда поезда. Серега улыбнулся, затянулся и еще раз повторил, чтоб я уходил и не мерз. Он докурил, мы попрощались, и я проследил за ним в окна до его купе. До отправления оставалось минут пять или около того, а Серега все стоял в проходе и, видимо, выяснял контингет или вроде того, параллельно снимая куртку. Мне казалось, он меня не замечал. Но я подумал, что нужно все таки заявить ему о том, что я дождался. Поэтому увидев уходящих с перрона людей и почувствовав снова себя в нелепой ситуации, я остался. А потом поезд громко фыркнул, к этому времени Серега уже занял место на нижней полке. Я постучал в окошко, двигаясь параллельно поезду, и сжал кулак. Серега выглянул и помахал. И только тогда я двинул домой. Вначале по перрону, затем направо в арку и к метро. Идя, я думал о чем то отвлеченном, потом думал, купить ли шаурму, но так и не купил. Совсем скоро настал угол поворота к метро, и тут я услышал бойкий, сухой, но неотталкивающий женский голос за спиной. |
Отправить комментарий